Пояс целомудрия - Страница 44

Выбор Фрэнка не внушал Джейн доверия: эти фрукты были бы уместны в какой-нибудь лавке доколумбовой эры. Во всяком случае, она сама попробовать их не рискнула.

Кафе, о котором говорил Фрэнк, тоже показалось ей сомнительным. Какая-то дыра в стене с голыми деревянными полами и столами, покрытыми клеенкой, посещаемая одними туземцами. Похоже, нога туриста не ступала не только в это кафе, но даже в этот квартал.

Фрэнк, любивший риск как в жизни, так и в еде, заказал пиво, острое жаркое из козлятины и местное блюдо, некий странный вареный овощ, с виду напоминавший крутое яйцо. Джейн, считавшая высшей доблестью осторожность, удовольствовалась салатом и бутылкой холодного фруктового сока.

Хотя Фрэнк провозгласил, что сделал замечательный выбор, к моменту прибытия в гостиницу у него начал болеть живот. Когда они расположились в шезлонгах у бассейна, пытаясь компенсировать недостаток сна, ему стало еще хуже.

— Может быть, показаться врачу? — вполголоса предложила Джейн, взволнованная страдальческими морщинами, которые появились у него на лбу.

Но Фрэнк наотрез отказался.

— Все будет о'кей, — упрямо заявил он. — Во всем виновата эта чертова козлятина. Не следовало ее есть.

В конце концов ему пришлось сдаться. Однако он настоял, что сам отвезет Джейн в город за лекарством.

Выслушав грустную повесть, аптекарь продал Джейн слабительное.

— Если это не подействует, убедите мужа обратиться к врачу, — посоветовал аптекарь. «Это» подействовало, причем намного сильнее, чем они рассчитывали. Большую часть ночи Фрэнк просидел в туалете, в то время как Джейн тщетно пыталась уснуть. Утром он был слаб, словно новорожденный ягненок и впервые в жизни страдал отсутствием аппетита, хотя желудочные спазмы почти прошли. Оба валились с ног от недосыпания.

Это был их последний полный день на острове. Стоически преодолев искушение уговорить Фрэнка поесть, Джейн предложила посидеть в тени. После вчерашнего посещения нудистского пляжа ей казалось, что он слегка подгорел. Накануне Фрэнк напрочь отверг зонтик от солнца, который Джейн держала над собой со стойкостью религиозного фанатика.

Конечно, он не послушался и на этот раз.

— Если я как следует пропекусь, это позволит мне скорее избавиться от хвори, — сказал он, ставя шезлонг на самом солнцепеке. — Не забывай… мы возвращаемся туда, где стоит мороз и облака лежат на макушке… Если у тебя есть с утра какие-нибудь дела, займись ими, а не сиди со мной, как нянька.

— Я думала, ты любишь снег и лед, — возразила она. Напомнив себе, что ни один медовый месяц не обходится без сучка и задоринки и что они клялись любить друг друга и в радости и в горе, Джейн решила, что Фрэнку нужно дать возможность побыть одному. Тем более, что ей предоставлялась последняя возможность понырять с маской. Она попыталась сбросить с себя усталость и присоединилась к экспедиции, которая была организована гостиницей для желающих изучить местные рифы.

Джейн отсутствовала все утро и часть дня и вернулась немного обгоревшая, несмотря на принятые предосторожности. Фрэнк, так и не вставший с кресла, цветом напоминал вареного рака. Пока они шли наверх, Джейн слегка прикоснулась к его предплечью и с ужасом увидела, что на коже остались белые следы. О Боже, подумала она, что еще?

Когда вечером они ужинали в гостиничной столовой, Фрэнк страдал как от озноба, так и от прилива крови к обожженной коже. Он то излучал тепло, то дрожал от ветерка, проникавшего в приоткрытое окно.

Сочувствуя положению Фрэнка, Джейн готова была и в эту ночь отказаться от любовных объятий. Я замужняя женщина, говорила она себе, слегка покачивая головой. Но судя по всему, я должна быть счастлива, что успела лишиться девственности до того, как на нас посыпались беда за бедой… Она не рассчитывала ни на здоровый аппетит Фрэнка, ни на его мужскую гордость.

Будь я проклят, если мы закончим медовый месяц как брат с сестрой только потому, что мне хватило глупости зажариться на солнце, думал он. Должен же существовать безболезненный способ заниматься любовью!

Поглядев на себя в зеркало над раковиной, Фрэнк увидел тонкие белые морщинки у глаз, напоминавшие трещины на запекшейся земле. Это было ничем не лучше разбойничьей маски, которая осталась бы на лице, если бы он воспользовался темными очками. Глаза были похожи на два кровоподтека. Пока Фрэнк стоял, любуясь своим отражением, кожа на его скулах натянулась и начался новый приступ озноба.

— У тебя есть что-нибудь от солнечных ожогов? — спросил он.

Экономная и благоразумная Джейн тут же принесла два обезболивающих крема и тюбик с желе алоэ.

— Ложись, я разотру тебя, — сказала она.

Фрэнк снял одежду с таким трудом, словно это была его собственная кожа, а не обычные тенниска и шорты. Но крем был приятный, а желе алоэ еще приятнее, их прикосновение было прохладным и заставило его вздрогнуть. Руки Джейн были нежными, бережными и бесконечно искусными.

Когда массаж закончился, Фрэнку хотелось спать, но он упрямо желал заняться с ней любовью.

— Как ты думаешь… ты смогла бы не касаться меня во многих местах сразу? — спросил он.

Джейн старалась изо всех сил, однако почти любое ее прикосновение причиняло Фрэнку не только удовольствие, но и боль. Она намазала ему нос белой мазью, после чего он стал напоминать клоуна, и Джейн захотелось рассмеяться в самый неподходящий для этого момент.

— Черт с ним, — внезапно прорычал он, — все надо делать правильно…

Приготовившись терпеть боль, которую причинял ему прямой контакт, Фрэнк опрокинул Джейн навзничь и медленными и осторожными движениями довел до желанного оргазма. Но достичь удовлетворения ему самому оказалось куда труднее, чем он рассчитывал. Самая нежная из ласк Джейн ощущалась слишком остро, чтобы ее можно было вытерпеть. В довершение беды оба они перемазались в креме с головы до ног и стали скользкими, как два угря.